Том 2. Баллады, поэмы и повести - Страница 26


К оглавлению

26
  Главы их под венцами;
В руках их свечи зажжены;
  И кольца обручальны
На персты их возложены;
  И слышен гимн венчальный…
И вдруг… все тихо! гимн молчит;
  Безмолвны своды храма;
Один лишь, та́инствен, блестит
  Алтарь средь фимиама.


И в сем молчанье кто-то к ним
  Приветный подлетает,
Их кличет именем родным,
  Их нежно отзывает…
Куда же?.. о священный вид!
  Могила перед ними;
И в ней спокойно; дерн покрыт
  Цветами молодыми;
И дышит ветерок окрест,
  Как дух бесплотный вея;
И обвивает светлый крест
  Прекрасная лилея.


Они упали ниц в слезах;
  Их сердце вести ждало,
И трепетом священный прах
  Могилы вопрошало…
И было все для них ответ:
  И холм помолоделый,
И луга обновленный цвет,
  И бег реки веселый,
И воскрешенны древеса
  С вершинами живыми,
И, как бессмертье, небеса
  Спокойные над ними…


Промчались веки вслед векам…
  Где замок? где обитель?
Где чудом освященный храм?..
  Все скрылось… лишь, хранитель
Давно минувшего, живет
  На прахе их преданье.
Есть место… там игривых вод
  Пленительно сверканье;
Там вечно зелен пышный лес;
  Там сладок ветра шепот
И с тихим говором древес
  Волны слиянный ропот.


На месте оном — так гласит
  Правдивое преданье —
Был пепел инокинь сокрыт:
  В посте и покаянье
При пробе грешника-отца
  Они кончины ждали
И примиренного творца
  В молитвах прославляли…
И улетела к небесам
  С земли их жизнь святая,
Как улетает фимиам
  С кадил, благоухая.


На месте оном — в светлый час
  Земли преображенья —
Когда, послышав утра глас,
  С звездою пробужденья,
Востока ангел в тишине
  На край небес взлетает
И по туманной вышине
  Зарю распростирает,
Когда и холм, и луг, и лес —
  Все оживленным зрится
И пред святилищем небес,
  Как жертва, все дымится, —


Бывают тайны чудеса,
  Невиданные взором:
Отшельниц слышны голоса;
  Горе́ хвалебным хором
Поют; сквозь занавес зари
  Блистает крест; слиянны
Из света зрятся алтари;
  И, яркими венчанны
Звездами, девы предстоят
  С молитвой их святыне,
И серафимов тьмы кипят
  В пылающей пучине.

Рыбак


Бежит волна, шумит волна!
  Задумчив, над рекой
Сидит рыбак; душа полна
  Прохладной тишиной.
Сидит он час, сидит другой;
  Вдруг шум в волнах притих…
И влажною всплыла главой
  Красавица из них.


Глядит она, поет она:
  «Зачем ты мой народ
Манишь, влечешь с родного дна
  В кипучий жар из вод?
Ах! если б знал, как рыбкой жить
  Привольно в глубине,
Не стал бы ты себя томить
  На знойной вышине.


Не часто ль солнце образ свой
  Купает в лоне вод?
Не свежей ли горит красой
  Его из них исход?
Не с ними ли свод неба слит
  Прохладно-голубой?
Не в лоно ль их тебя манит
  И лик твой молодой?»


Бежит волна, шумит волна…
  На берег вал плеснул!
В нем вся душа тоски полна,
  Как будто друг шепнул!
Она поет, она манит —
  Знать, час его настал!
К нему она, он к ней бежит…
  И след навек пропал.

Рыцарь Тогенбург


«Сладко мне твоей сестрою,
  Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
  Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
  Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
  Непонятно мне».


Он глядит с немой печалью —
  Участь решена;
Руку сжал ей; крепкой сталью
  Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
  Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
  Крест на раменах.


Уж в толпе врагов сверкают
  Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют
  Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою:
  Сарацин бежит…
Но душа в нем все тоскою
  Прежнею болит.


Год прошел без утоленья…
  Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья —
  И покинул рать.
Зрит корабль — шумят ветрилы,
  Бьет в корму волна —
Сел и по́плыл в край тот милый,
  Где цветет она.


Но стучится к ней напрасно
  В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной
  Отперлись пред ним:
«Узы вечного обета
  Приняла она;
И, погибшая для света,
  Богу отдана».


Пышны праотцев палаты
  Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;
  Конь навек забыт;
Власяной покрыт одеждой,
  Инок в цвете лет,
Неукрашенный надеждой
  Он оставил свет.


И в убогой келье скрылся
  Близ долины той,
Где меж темных лип светился
  Монастырь святой:
Там — сияло ль утро ясно,
  Вечер ли темнел —
В ожиданье, с мукой страстной,
  Он один сидел.


И душе его унылой
  Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой
  Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,
  Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
  Ангел тишины.


И дождавшися, на ложе
26